|
Brissen:В 19 веке ее таковой считали? В XIX веке вся эта ботва и началась. Вот отрывок из Суворина, много букв. «Женский вопрос. Женщины вообразили, что им все простительно. Они изменяют сто раз мужу, и когда муж, наконец, убедится в обмане, они требуют от него, ни в чем не повинного, чтоб он взял грех на себя, и муж соглашается на том основании, что женщина – слабый пол, а потому мужчина обязан быть дураком. Петербург начал в шестидесятых годах и клеветы на историю русских женщин, и поднял так называемый женский вопрос. Он провозгласил, что русская женщина – раба, что она принижена, она кукла, она должна сознать свои права. О семье, о женщине как матери, как хозяйке, говорилось с презрением и негодованием. Женщины и девушки 60-х годов, так много жертвовавшие собою на алтарь политики и Амура, не произвели решительно ничего выдающегося ни в литературе, ни в искусстве, ни в науке, ни в своем верховном призвании, т. е. не родили ни одного замечательного человека, но, вероятно, много слабых, ничтожных и больных людей, нимало не думая о том, что они в каждом ребенке пускают в мир целые поколения. Если внимательно проследить сочинения Толстого, то его идеи о любви и браке можно изобразить лентою, цвет которой из розового становится черным по мере того, как накопляется ряд годов жизни автора, зреет его анализ, и исчезают иллюзии. Мужчина не может не сознавать, что высокие подвиги и помыслы разбиваются от соприкосновения женщин. Что расслабляет человека, делает его праздным, вялым, ничтожным, безвольным, связано с женщиной. Мне кажется, необыкновенные девушки и женщины существуют только в романах и драмах. Мужчина-автор ищет вечно идеалов, хочет «построить» женщину на свою стать, дать ей ум, фантазию, крылья, но в действительной жизни – самки и ничего больше, подчиненные существа, которые сами по себе ничто или очень мало, но которые нужны для того, чтобы воодушевить мужчину, дать ему бодрость, энергию и силу. Женщину надо держать на известной нравственной высоте, иначе она по своей природе быстро способна принизиться и брать черт знает чем. Влиять на женщину, потакая ее инстинктам, ничего не стоит: она это быстро усваивает и потом так удивит, что ахти малина. Она принимает сначала с негодованием, потом с удивлением, потом начинает смеяться и наматывать себе на ус, потом вас же проведет самым незаметным образом. Русский писатель точно еще боится, как бы женщина его не укусила, не извела своей любовью, не погубила его такой своей страстностью и неумеренностью. По тому или по другому, но наши писатели больше «создавали» женщин, чем обладали ими, больше льстили им, чем говорили правду. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов и Толстой знали женщин. В лице Печорина Лермонтов отнесся к женщинам злее всех наших писателей. Гоголь, представивший такие удивительные типы мужчин, так метко схвативший их комические черты, женщин почти не касался и проповедовал нравственность и семейные обязанности калужской губернаторше (Смирновой). Достоевский едва ли их знал, хотя они целовали у него руки на Пушкинском празднике; Гончаров был слишком неподвижен для них в молодости и слишком корректен в зрелых летах, а с корректностью как их узнаешь. Григорович знает их хорошо, но говорил о них только приятное и с благодарностью за удовольствия, которые они доставляли ему в лета юности и зрелости. Тургенев целый век просидел в рабстве у одной женщины и сочинял, вероятно, ее противоположности, мечтая о женщине, то страстной, как Ирина, то поэтической и чистой, как Лиза, то политической, как Елена, которая торопится сказать: «возьми меня». У него тоже целовали руки и говорили ему: «возьми меня», но он едва ли брал. Салтыков совсем не знал женщин, и его сатира менее всего и слабее всего их касалась. Островский знал купчиху, да и то больше понаслышке и по угадке таланта; Некрасов больше любил карты, чем женщин, которых он презирал и покупал, как самок; Писемский, кажется, чувствовал грубую правду, но едва ли на практике изучал ее; Лесков мало знал женщин и относился к ним с довольно притворным почтением; не думаю, что их знает Боборыкин, хотя «сочинил» он их великое множество и притом все новейшей формации. Из молодых писателей… Я не знаю, знают ли они что-нибудь…» / Суворин Алексей Сергеевич «Женский вопрос», 1868 г.
|